Марет Цароева: «Я чувствую, что я у себя дома!»
Это интервью было взято у Марет Цароевой летом уходящего года, во время её очередного приезда в республику, и оставалось нерасшифрованным по техническим причинам. Между тем, темы, освещенные в беседе, не устарели.
— Когда в нашу республику приезжают наши соплеменники, живущие далеко за ее пределами, у меня бывает желание назвать их гостями. В данном случае я не могу назвать гостьей дважды доктора наук, кандидата филологических наук, профессора Марет Гойсултановну Цароеву, которая приехала к нам из Парижа. Вы не только часто и регулярно приезжаете в республику, но и плодотворно работаете над историей ингушского народа. Хотя Вы больше чем многие ингуши интегрированы во французскую жизнь. Назовём Вас гостьей газеты «Сердало», хотя и у нас Вы во второй раз. Как Вы оказались в Париже?
— В Париже оказалась, как я об этом часто говорю, почти случайно. Узнала, что в Швейцарии, в Женеве, есть конкурс преподавателей, молодых ученых, я тогда была молодой, на стипендию для выполнения научных работ за рубежом, и, ни на что особо не надеясь, послала туда свои документы. И как это ни парадоксально, из 154 человек я была 10-й. Мне дали стипендию, которая позволила прожить полтора года за рубежом и сделать выбор. Но один из случаев решил судьбу. Будучи еще в Бишкеке, я решила послать в Сорбонну диссертацию, которую тогда готовила, переведя ее на французский язык. Ее отвёз один из специалистов, который приезжал в Киргизстан. И Сорбонна меня пригласила. Таким образом, у меня появилась возможность поехать туда. Я выполняла эту работу. По мере ее написания решила подготовить ещё одну работу, посвященную религиозным верованиям ингушей и чеченцев. Я пришла к ней тоже не случайно, поскольку в депортации мы гораздо более остро чувствуем любовь к Родине. Всё, что касается Ингушетии, — до боли любимо, скажем так. Интерес к нашей древней истории был заложен во мне с детства моим отцом, знатоком многих мифов, легенд и древних преданий.
— Скажите, что Вас привело в Ингушетию в эти дни?
— Я приезжаю не в первый раз. Впервые я приехала для чтения лекций в университете в 2013 году по приглашению ректора университета Мартазанова Арсамака Магомедовича, за что ему очень благодарна.
— Он умеет привлекать кадры, со стороны приглашать – это его любимое занятие.
— Я, наверное, не смогла бы приехать, если бы этого приглашения не было. С приглашением Арсамака Магомедовича я почувствовала себя нужной своей республике. Теперь я уже, можно сказать, тесно с ней связана. И с каждым годом всё сильнее привязываюсь к ней: узнаю больше, все шире круг общения, познакомилась с нашим научным миром. У нас, оказывается, замечательные исследователи в университете и в НИИ. Имела честь с ними общаться…
— Об этом давайте попозже поговорим. Скажите, пожалуйста, Марет, я позволю себе так называть Вас, мы давно знакомы…
— Разрешаю.
— Спасибо. Есть такое выражение, я перефразирую Маяковского: «Я хотел бы жить и умереть в Париже, если бы не было такой земли, как Ингушетия». 21 год назад Вы оказались во Франции. Вы за всё это время изучили французский язык, не только изучили как язык обихода, но и пишете на французском языке. У Вас вышло около 10 монографий, часть на французском языке, часть на русском. И разброс вектора этих исследований тоже очень широкий. Это и древние верования ингушей и чеченцев, это и депортация, это и следы древних цивилизаций в языках и культуре чеченцев и ингушей, это и богиня Тушоли. Как Вам это удаётся? Если говорить о конкретно какой-то работе, возьмем Вашу работу «Следы древних цивилизаций в языках и культуре ингушей и чеченцев». Здесь само название говорит о том, что наша цивилизация, ингушская в том числе, имеет следы древнейших цивилизаций. И человек понимает, что если бы и наша цивилизация не была древнейшей, то следы других цивилизаций на нашей не отразились бы. Вот с этой точки зрения что Вы можете сказать, чтобы наш читатель понял, что это действительно древняя цивилизация?
— Вопрос очень интересный и очень обширный, вот сразу так и не ответишь. Но я знаю, что до 30-х годов XX века говорить о древней цивилизации ингушей и наших братьев чеченцев нельзя было, потому что нас считали изолянтами, никогда не контактировавшими с цивилизациями…
— Выходило, что только в 1917-м году появилась у нас цивилизация, ровно сто лет назад… В годы «развитого социализма» некоторые идеологи наших соседей так и утверждали, что их история начинается с 1917 г.
— Да, только тогда (смеется). И где-то в 60-х годах выясняется, что у Моисея Хоренского (это седьмой век, да?) есть племена кусты и нахчаматьяны. И тогда все всполошились: это же надо, седьмой век! И наша история углубилась до 7 века. И затем где-то в 60-70-х годах на русский язык перевели Страбона, выясняется, что в Кавказской Албании существовали такие племена, как гаргары или гаргареи. К кому только их не причисляли, и в конце концов пришли к выводу, что речь идет о предках одного из ингушских племен — гIалгIай. Об этом писал и Евгений Крупнов. Сначала он скептически относился к данной теме, но по мере ее углубления он становился все более уверенным о связи этого древнего народа с гIалгIай. Затем грузинские историки Харадзе и Робакидзе тоже подключились к этой теме и поддержали его выводы. Евгений Крупнов был, таким образом, среди первых, кто углубил нашу историю. Это мой любимый историк. Он объективный и честный как специалист. И постепенно археология и краниология (комплекс научных дисциплин, изучающих нормальные вариации формы черепа у человека и животных-Я.П.) – показали, что, по всей видимости, речь идет всё-таки о предках гIалгIай. Работая в Париже над первой диссертацией, я нашла огромное количество слов, соответствующих хурритскому языку. Я нашла где-то 500 единиц, и если бы это была простая лексика, еще можно было бы говорить о том, что это заимствования.
Однако речь шла о лексике и морфологизмах, наиболее тесно связанных с носителем данного языка и сопровождающих его из глубины веков. Это слова, обозначающие части тела, процесс говорения, видения, термины родства, места жительства, некоторые аффиксы, суффиксы, восклицания и даже цифры: например, шиъ, кхоI, ийс. Кроме этого, выявилось большое количество теонимов – названий богов, соответствующих так называемым западным и восточным хурритам. Затем обнаружились параллели и в социальной жизни этих двух разновременных народов. Например, у хурритов, как и у нахов, не было классов. У них были свободные – «эзден», и рабы. И точно так же и у нас. Наше общество состояло из свободных граждан. Рабами могли быть только люди, захваченные в плен. И даже после установления российского владычества на Кавказе было выявлено только 294 «раба», которые были уже давно освобождены и жили в обществе. Даже женились, говорят, на родственницах своих прежних хозяев. Точно так же, как и у хурритов, и не только хурритов, но и у другого «кавказского» народа – хаттов. По всей видимости, вся древнейшая «кавказская» цивилизация, состояла из этих двух категорий. Выводы археологов и антропологов о связи гаргареев с г1алг1ай, а также языковые параллели и совпадения в религиозных верованиях современных г1алг1ай с хурритами подвели меня к идее о существовании тесных связей, существовавших не только на культурном, но и на этническом уровне между этими тремя народами. Эта идея помогла выстроить четко обозначенную этническую триаду: хурриты > гаргареи > г1алг1ай. Если очень упрощенно представить данную этническую цепь, то получится следующая формула: хурриты – это «деды», гаргареи – это «отцы», а г1алг1ай – это «сыновья». Эту свою идею я изложила в первой части книги на французском языке «Мифология ингушей: народа центрального Кавказа», опубликованной в сентябре 2016 года в Париже. Ее перевод на русском языке мной был отправлен в Магас, в сборник Международной научной конференции «Кавказоведение: история и современность», посвященной 80-летию И.А. Дахкильгова.
— Эти Ваши изыскания в области древних цивилизаций, наверное, Вас привели к написанию работ о древних божествах ингушских. Из этого ряда выпадает одна книга Ваша – о депортации 1944 года. Мне в этом видится Ваша цель, чтобы до франкоговорящего населения довести именно историю с нашим выселением в 1944 г. Насколько востребована, насколько она стала известна на европейском пространстве?
— Я, вообще-то, не историк в чистом виде, а историк древних религий. Тема о депортации жила со мной всю мою сознательную жизнь. И все ее тяжести я сполна испытала на себе. Мысли о людях, оставшихся в чужой земле и тосковавших по Кавказу, никогда меня не покидали. Я решила «выплеснуть» всё это из себя и написать книгу в память об этих людях и об условиях их жизни в депортации. Моя книга «Депортация ингушей и чеченцев: этнические чистки в СССР» вышла в сентябре 2016 года. В ее подготовке мне очень помогли книги, изданные в России: твоя работа «Ингуши: депортация, возвращение, реабилитация», насыщенные информацией работы Марьям Яндиевой, сборник, составленный нашими чеченскими коллегами И. Хатуевым и И. Сардаловым «Депортация чеченского народа: факты, свидетельства, документы», трехтомник Светланы Умаровой «Так это было: национальные репрессии в СССР» и другие документы. Почему я ее написала и опубликовала именно во Франции? Потому что западному читателю даже в голову не приходило, что у нас в Советском Союзе происходили такие события, такие дикие вещи, когда ссылали целые народы. Я в книге написала, почему нас сослали. Потому что ингуши занимали важное для российской геополитики место: выход к Грузии, Турции и Ирану. Как выразился один депутат, Ингушетия «начала граничить с Соединенными Штатами». Идея о депортации ингушей и чеченцев поднималась в России неоднократно: К.А. Лофицким в 1806 году, Павлом Пестелем в 1823 году, затем русскими царями (Николаем I, Николаем II), генералом Деникиным. Она неоднократно высказывалась и при большевиках Сталиным: в 1922, в 1931, в 1939, в 1942 годах, несмотря на решающую роль «Красной Ингушетии» в установлении Советской власти на Северном Кавказе. Наконец, она была воплощена в действие Сталиным в 1944 году. Ингуши были изгнаны со своих земель, и эта территория была отдана «привилегированному народу». Когда эта книга вышла, в течение трех месяцев она уже была закуплена многими библиотеками мира, начиная с библиотеки конгресса США и заканчивая Швейцарией, Италией и Германией.
— Это как раз то, что наши граждане говорят: почему не знают об этой проблеме за рубежом? Это как раз тот самый вклад, который Вы внесли, давая понять европейскому, и не только европейскому, читателю о том, что было с нашим народом.
— Да, и я там написала, пропустив через своё сердце, ещё и о событиях 1992 года. Объяснила, что даже уже в «цивилизованной», демократической России могут существовать такие вещи, когда правитель окружает себя недалёкими и ненадежными «специалистами», играющими судьбами людей. Постепенно жизнь меняется, и очень хочу надеяться, что наши земли нам будут возвращены, ведь сотни поколений наших предков лежат в этой земле. Они тоже подают голоса. Хотя я и не мистик, но верю в это.
— Спасибо. Эта тема очень большая, и мы не можем сегодня полностью осветить Ваши остальные труды. Все, что выходило у Вас на русском языке, я читал. Но у написанных на французском языке Ваших трудов очень большой научный аппарат, который показывает огромный охват материалов. У нас же часто выходят либо компилятивные, либо купированные вещи. Вы видели архивные материалы в оригиналах. Маргинальная часть нашего народа считает, что в различных архивах за пределами России есть огромный массив документов по истории нашего народа. Насколько, на Ваш взгляд, обосновано это мнение?
— На Кавказе, конечно, есть. Во всяком случае в Грузии, Армении, а также в странах нашей депортации: в Турции, Казахстане, Киргизстане… По теме депортации на Западе я нашла только книги, которые издавались с периода Николая Марра. В Национальной библиотеке Франции с этого периода до настоящего времени есть практически все значимые книги, которые вышли в Советском Союзе и выходят в России. Но что касается моей непосредственной специальности, древнейшей истории и религий, есть материалы опосредованного характера. Я имела большое счастье оказаться в 2001 году в одном из книжных магазинов, где на полке нашла случайно глоссарий по хурритскому языку Эммануэля Лароша. Он вывел меня к тематике, которой сейчас занимаюсь. Спасибо Эммануэлю Ларошу, за то, что написал этот глоссарий. Я от него не могла оторваться в течение всего дня и практически всю ночь, пока не закончила его чтение. В первые же дни работы с этим глоссарием обнаружила около 200 лексем, соответствующих нашему языку.
— Этот объем трудов, которые мы могли бы сегодня предоставить, может сказать, что история наша раскрывается совершенно в ином виде, выглядит «удревлённой»?
— Нет, но нужно их искать. Если мы возьмем тексты хурритские или хеттские, находившиеся под культурным влиянием хурритов, сравним их с нашими легендами и мифами, мы увидим огромное число параллелей.
— В последнее время на Кавказе очень сильно муссируется тема аланики. Несколько народов претендует на аланское наследие. Некоторые вообще приватизировали аланскую историю и тематику во всех её аспектах. По Вашему мнению, насколько это имеет отношение к нам и что это такое всё-таки?
— Я думаю, что нужно отделять науку от политики. Это больше, мне кажется, политического ракурса вопрос. Я лично в Аланию не особенно верю. Может быть, были какие-то тюркские, насколько я знаю, племена, называвшие себя аланами. А осетины и ингуши к Алании, по всей видимости, особого отношения не имеют. У нас гораздо более древняя история, чем ту, что приписывают Алании. В нашей истории огромные пласты еще неизученного. Мы – один из древнейших народов мира! И один из самых консервативных и сплоченных. Я не знаю, гордиться нам этим или нет. Но уверена, что изучая нашу древнюю историю, мы вносим существенный вклад в изучение общей истории нашего многоэтнического Кавказа. Нам следовало бы все силы свои направить в это русло. Алания – это хорошо, мне очень нравится название «Алания», «Аланские ворота». Однако смешивать науку с политикой, на мой взгляд, – не совсем верно. Мне кажется, это больше политический вопрос. В то же время, Якуб, я хотела бы сказать, что это моё личное мнение.
— Разумеется, да.
— Я вовсе не претендую на то, что мое мнение верное и высказываю просто свои сомнения. Если мои коллеги обнаружат неоспоримые доказательства в реальном существовании Алании, буду только рада. Пока я их не вижу. Единственное, что хотела бы пожелать в данных поисках – это выявить истоки этой проблемы, узнать, откуда «растут ноги» этой Алании. Почти уверена, что они увидят, что там больше песка, чем цемента.
— Спасибо! Вы ежегодно приезжаете в Ингушетию. В 2013 году во время приезда Вы сказали так: «Когда вышла из самолета, посмотрела вокруг, увидела совершенно новый край. Повсюду гигантские постройки, возводятся школы, детские сады. Я до сих пор хожу под приятным впечатлением, меня переполнило чувство гордости за то, что у меня есть своя родина, своя республика. Ингушетия – маленький и полноценный субъект России, который самостоятельно растёт и развивается. Несмотря на то, что я долгое время прожила в Париже, родная земля ближе. Я чувствую себя оторванной от Родины. Когда-нибудь я вернусь, буду жить в Ингушетии». На встрече с Юнус-Беком Баматгиреевичем Евкуровым несколько лет назад Вы сказали смутившую меня фразу: «Я чувствую себя оторванной от Родины». Вы и сегодня чувствуете это, как пять лет назад?
— Нет, уже всё больше и больше чувствую, что я у себя дома. Огромное спасибо руководству университета, давшему мне возможность жить здесь. У меня теперь есть своя квартира в общежитии преподавателей, и я приезжаю в неё. До этого я останавливалась всегда у своих родственников. Хоть они мне были рады, у себя дома лучше. Я счастлива на Родине. И в этом году я даже уезжать не хочу.
— Вы в Ингушетии в прежние поездки посещали наши исторические места. На этот раз Вам что-нибудь удалось?
— Да, я была в Краеведческом музее, и очень удивлена богатству и разнообразию артефактов, хранящихся там. Но заметила, что, к сожалению, очень маленькое помещение. Мне показали узкую и тесную комнату, где находится хранилище с ценнейшим археологическим и этнографическим материалом.
— Сейчас запланировано строительство здания для Краеведческого
